Амнезия [СИ] - Ирина Асаба

— Георгий Иванович! — откашлявшись, начал Чернов. — Конечно, каждый сходит с ума по-своему. Ни вы, ни я не исключение. Но я отпустил вас не просто так. И торчу здесь вот уже битый час тоже. Я пока не понимаю что, но что-то происходит. Люди, без видимых причин теряющие память, моя девушка ставшая вдруг чужой, ни с того ни с сего пропадающие дети. Мне действительно нужна помощь, но, извините, не такая. Что вы ходите вокруг да около. Неужели нельзя рассказать все как есть или хотя бы то, что вы знаете. Извините, но я в такие игры не играю. У меня масса дел. Давайте прощаться. Разберусь со всем этим как-нибудь и без вашей помощи.

На последних словах Чернова старик вдруг захрипел и, отслонившись от подушки, стал заваливаться на диван. Чернов быстрым шагом подошел к Забродину.

— Георгий Иванович! Что с Вами? Вам плохо? Может, скорую вызвать? — спрашивал он, склонившись над задыхающимся пенсионером.

— Книга! В левом ящике стола. Почитай. Там для тебя, — вдруг прошептал тот и потерял сознание.

Больше старик на его вопросы не реагировал. Видимо сознание отключилось, и включаться снова не собиралось. Чернов вызвал по телефону скорую, намочил полотенце, расстегнул рубашку на груди старика и положил мокрую ткань на область сердца. Скорая приехала быстро. Фельдшер констатировал инфаркт. Двое дюжих молодцов, шустро подхватили носилки с Забродиным, и покинули квартиру. Чернов в раздумье снова походил по квартире, достал из ящика рукопись, заключенную в кожаный переплет, сел в кресло и стал читать.

Все это смахивало на дневник. Тихое детство. Любимые родители. Брат близнец. Война. Эвакуация. Послевоенное время. Поступление в институт. Братья едут в столицу. Георгий поступает в университет на исторический факультет, а Константин туда же на физико-математический. Веселая и бесшабашная юность. После окончания учебы Георгий возвращается к родителям и начинает преподавать в школе историю, а Константин остается в Москве и работает в каком-то "закрытом ящике". Связь между братьями потеряна. Около двадцати лет назад из Москвы приходит сообщение о его преждевременной смерти. Похороны.

Ну и все в том же духе. Простейшее жизнеописание рядового российского обывателя.

— Почему старик сказал, что эта рукопись для меня? — недоуменно подумал Юрий и закрыл тетрадь. — Зачем мне нужна его автобиография? Черт! Совсем старик из ума выжил. А еще эти портреты…, - он встал и более внимательно присмотрелся к изображениям, пытаясь найти несоответствия и мельчайшие детали которые бы не сходились. И они нашлись! Эти детали! Нашлись! У одной из женщин на портрете была явно пририсована родинка. На другом портрете у дамы волосы в районе лба росли явно по другой линии. На третьей картинке у Тиамат были ямочки на щеках, хотя на следующем портрете их заметно не было.

— Да это же все подтасовано! — прошептал про себя Чернов, и в очередной раз удивился несомненному сходству портретов. — Какие-то сказки. Прям тысяча и одна ночь, — прошептал он про себя и, захлопнув тетрадь, положил ее в сумку. Туда же отправился и клинок. — Но в цирк сходить все-таки надо, — решил он, закрывая на ключ дверь Забродинской квартиры.

Хотя Марине, по неизвестной причине, до мальчишек не стало никого дела, они про нее не забыли. Дети вообще благодарный народ и беспризорники не исключение. Тузик пару раз навестивший Марину, так же как и Чернов был поражен внезапными переменами, произошедшими с девушкой, но что случилось и почему, он не понимал. Ни о каких чипсах больше не шло речи. Теперь защиты ребятам ждать было больше не от кого и надо было полагаться только на себя. Поэтому Веник увел мальчишек, от греха подальше и спрятал в катакомбах разрушенного монастыря. Катакомбами эти ходы можно было назвать с натяжкой. На самом деле эти подземные проходы являлись ходами, позволяющие незаметно покинуть монастырь в случае его осады. Один ход вел к реке, второй в старую часть города, третий упирался в тупик, заложенный кирпичной кладкой, четвертый выходил к бывшим купеческим рядам, то есть на нынешнюю рыночную площадь. Каждый ход имел ответвления, которые или соединялись с ним или тоже оказывались тупиковыми. Почти в каждом тупичке была устроена небольшая келья. Веник, как самый старший, успел облазить катакомбы вдоль и поперек, но даже ему они частенько преподносили сюрпризы. То вдруг осыплется боковая стенка и в глинистой пыли найдется золотое кольцо причудливой ювелирной работы, то обнаружится деревянная дверь, неизвестно откуда взявшаяся. Казалось, сто раз пробегал Веник по этому месту, даже стрелки, обозначение которых были ведомы только ему, оставались на месте, ан нет. Взялась откуда-то потайная дверь, словно волшебной палочкой на место поставленная. Притащив ворованный из сараев, где рабочий люд держал мелкую скотинку, инструмент, Веник взялся за работу. Любопытство одолевало не только его. Ребята крутились вокруг заводилы, мешались ненужными советами и лезли под руку.

— Вень, а Вень? — дергал его за рукав Тузик. — Как ты думаешь, откуда она взялась, дверь то эта? Может, она замазана глиной была? Вон рядом дорогу прокладывают… Может от сотрясения? А что там? Вдруг покойники схоронены?

— Отстань Тузик! Почем я знаю. Сейчас вскроем — ясно будет.

Используя вместо рычага гаечный ключ, мальчишки пытались отжать дверь. Она скрипела, трещала, но поддавалась плохо. Попросив Тузика крепко держать инструмент, Веник отошел к другой стороне узкого прохода и попытался выбить дверь плечом. Результат оказался нулевым. И дверь, и замок, как стало понятно по сильно ушибленному плечу, обладали большим запасом прочности, чем ожидал мальчик. Покрутившись еще немного на этом месте, ребята разочарованно пошли по лабиринту в сторону реки. В одной из келий у них была устроена берлога, притон, шалман, малина и можно дать еще с десяток определений месту, в котором беспризорники устроили себе место ночлега.

Керосинка поблескивала желтыми язычками пламени, а вода в закопченной кастрюле начинала весело побулькивать. Батон колбасы и быстро растворимая рисовая каша, вот и весь ужин перед долгой осенней ночью. Поев, мальчишки завернулись в тряпье, натасканное с близ лежащих помоек, и попытались уснуть. Однако им не спалось. Тузик громко кряхтел под лоскутным покрывалом, и было понятно, что он хочет о чем-то спросить, но боится получить от ворот поворот. Цыган и Валидол тоже вертелись на разбитых раскладушках, списанных за большим износом из детского сада, пытаясь согреться и уснуть. Необходимости в отопление в келье не было. Зимой и летом температура в ней была примерно одинаковой, четырнадцать-пятнадцать градусов тепла. Но если монахам этого было достаточно, то полуголодным подросткам явно не хватало. Наконец все угомонились. В подземной тишине, не нарушаемой городскими звуками, воцарилась космическая тишина. Прошло несколько часов и вдруг ни с того ни с сего, Тузик проснулся. Проснулся, открыл глаза и прислушался. Причины для тревоги не оказалось. Все было тихо. В кромешной темноте пещеры только слышалось посапывание друзей, да осыпающийся где-то невдалеке тонкой струйкой песок. Мальчик лежал уставившись в потемки и думал. — Что же там, за этой такой крепкой дверью? Ведь поставили совсем недавно. Для чего? И кто? И где же эта дверь находится, если посмотреть сверху? — Тузик стал представлять себе переплетение подземных ходов, но быстро запутался. Нужен был план. А для того чтобы его нарисовать, необходимо было зажечь свет. Мальчик поднялся с пола, на ощупь нашел на ящике свечу и поджег фитиль зажигалкой. Тузик боязливо огляделся по сторонам. Старшие ребята могли за раннюю побудку надавать по шее. К счастью тусклый свет никого не разбудил и Тузик, оторвав от березового веника прутик, стал рисовать на земле план. Несколько раз он путался, стирал ладонью часть линий и рисовал снова. Наконец что-то стало вырисовываться. Теперь необходимо было восстановить план верхней части города. Промучившись еще минут пятнадцать, он понял, что дверь находится рядом с рыночной площадью, которая в отличие от других городов находилась не в его центре, а на окраине. Мальчик потушил свечу и снова попытался уснуть, но сон как назло не шел. Тузик ворочался с боку на бок и боялся разбудить лежащего рядом Веника. А тут еще есть захотелось страшно… Он встал, и потихонечку вышел из кельи, не забыв прихватить с собой свечку и зажигалку.